Филип Дик - Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке]

На указателе впереди Джулия прочла — Грили, пять миль. Я выеду снова завтра утром, решила она, медленно проезжая по главной улице Грили несколькими минутами позже. Увидев над несколькими мотелями светящиеся надписи о наличии свободных мест, поняла, что проблем с ночевкой не возникнет. Что я должна прежде всего сделать, решила она, это позвонить Абендсену и предупредить о своем приезде.

Поставив машину, она устало выбралась из кабины и была крайне рада тому, что наконец-то может свободно вытянуть ноги. Целый день на дороге, с восьми часов утра. Невдалеке виднелась открытая всю ночь аптека. Засунув руки в карманы пальто, она сразу же направилась туда и вскоре, оказавшись одна в кабинке междугороднего телефона, попросила дежурную связать ее со справочным бюро Шайенна.

Телефон Абендсена, слава Богу, имелся в телефонной книге. Джулия бросила монету в 25 центов, и дежурная позвонила по названному ею телефону.

— Алло, — раздался вскоре женский голос, энергичный, весьма приятный голос молодой женщины, женщины, без сомнения, примерно того же возраста, что и она.

— Миссис Абендсен? — спросила Джулия. — Разрешите поговорить с мистером Абендсеном.

— Пожалуйста.

— Я читала его книгу, — продолжала Джулия, — я ехала целый день из Кэнон-Сити, Колорадо. Сейчас я в Гриле. Рассчитываю добраться к вам сегодня вечером, но не смогла, поэтому хочу узнать, могла бы я встретиться с ним завтра в любое время.

После некоторой паузы миссис Абендсен все таким же приятным голосом произнесла:

— Да, сейчас уже довольно поздно. Мы ложимся спать рано. У вас есть… какая-то особая причина, по которой вы хотели бы встретиться с моим мужем? Как раз сейчас он очень много работает.

— Я хотела бы переговорить с ним, — сказала Джулия. Ее собственный голос звучал бесцветно, невыразительно. Она тупо смотрела на стену кабины, не в состоянии придумать, что еще ей надо сказать — у нее ныло все тело, пересохло в горле, рот, казалось, был полон самых неприятных запахов. Через стеклянную дверь кабины был виден аптекарь за стойкой с газированными напитками, который готовил молочные коктейли четверым подросткам. Ей страстно захотелось оказаться там, она уже почти не обращала внимания на то, что ей отвечает миссис Абендсен. Ей хотелось выпить что-нибудь освежающего холодного и съесть что-нибудь вроде сэндвича с салатом и рубленым цыпленком.

— У Готорна нет определенного распорядка рабочего дня, — оживленно отрывисто говорила миссис Абендсен. — Если вы даже и приедете сюда завтра, я все равно ничего вам не могу обещать, потому что он может быть занят весь день. Ведь вы, разумеется, понимали, отправляясь в такое путешествие, что…

— Да, — вставила Джулия.

— Я знаю, что он был бы рад дружески поговорить с вами несколько минут, если у него будет такая возможность, — продолжала миссис Абендсен, — но, пожалуйста, не огорчайтесь, если по какой-то причине ему не удастся оторваться на время, достаточное, чтобы поговорить с вами или даже просто познакомиться…

— Мы прочли его книгу, и она нам очень понравилась, — сказала Джулия. — Она у меня с собой.

— Понятно, — добродушно произнесла миссис Абендсен.

— Мы сделали остановку в Денвере, чтобы сделать кое-какие покупки, и поэтому потеряли много времени. — Нет, — подумала Джулия. Все изменилось, все теперь иначе. — Пожалуйста, — сказала она, — это Оракул внушил мне мысль поехать в Шайенн.

— Боже ты мой, — воскликнула миссис Абендсен, таким тоном, будто она знала об Оракуле, но тем не менее не воспринимала положение всерьез.

— Я хочу прочесть вам именно те самые строки. — Она не забыла принести с собой в кабину Оракул и теперь, поместив томики его на полочку под телефонным аппаратом, лихорадочно переворачивала страницы. — Одну секунду. — Она нашла нужную страницу и сначала прочла суждение, а затем и строки миссис Абендсен. Когда она дошла до девятки наверху, услышала, как миссис Абендсен слегка вскрикнула. — Простите? — Сделав паузу, спросила Джулия.

— Продолжайте, — произнесла миссис Абендсен. Тон ее голоса, как показалось Джулии, стал каким-то настороженным, в нем появились более резкие нотки.

После того, как Джулия прочла суждение гексаграммы 43, с его словами о грозящей опасности, наступила тишина. Миссис Абендсен ничего не говорила, молчала и Джулия.

— Ну что ж, будем ждать завтрашнего дня, чтобы встретиться с вами, — сказала в конце концов миссис Абендсен. — И, пожалуйста, назовите себя.

— Джулия Фринк. Большое вам спасибо, миссис Абендсен. — В это время дежурная раскричалась, что время закончилось, и Джулия повесила трубку, взяла сумку и оба тома Оракула, вышла из телефонной кабинки и прошла к стойке.

Заказав себе сэндвич и кока-колу, она закурила сигарету и наконец дала отдых своему уставшему за день телу. И только тогда она вдруг с неожиданно нахлынувшим на нее ужасом поняла, что ничего не сказала миссис Абендсен о человеке то ли из гестапо, то ли из СД или еще откуда-то, об этом Джо Чиннаделла, которого она оставила в гостинице в Денвере. Она просто не в состоянии была даже представить себе такого. Я забыла! Это просто выскочило у меня из головы, поразилась Джулия. Как это могло случиться? Наверное, я немного не в своем уме. Я, должно быть, ужасно больная, глупая и вообще ненормальная!

Несколько секунд она рылась в сумке, пытаясь отыскать мелочь, чтобы еще раз позвонить в Шайенн. Но уже почти поднявшись со стула, переменила свое решение. Не стоит звонить им еще раз сегодня вечером; я лучше воздержусь — просто уже чертовски поздно. Я устала, а они уже, наверное, легли спать.

Джулия съела заказанный ею сэндвич, выпила кока-колу, после чего уехала в ближайший мотель, сняла номер и, падая от усталости, забралась в постель.

14

Здесь ответа не найти, понял Нобусуке Тагоми. Нет понимания случившемуся. Даже в оракуле. А мне, тем не менее, мне надо жить дальше, день за днем.

Не стану гоняться за чем-то большим. Поживу жизнью неприметной, что бы то ни было. Пока когда-нибудь позже, когда…

Так или иначе, но с женой он попрощался и вышел из дома. Но сегодня он не направился, как обычно, в здание «Ниппон Таймс Билдинг». А почему бы не дать себе передышку? Доехать до «Золотых Ворот», зайти в зоосад или другое подобное место и просто побездельничать? Побывать в таких местах, где существа или предметы, которые не могут мыслить, но тем не менее радуются жизни?

Время. Велокэбом туда ехать долго, но это даст мне время для осмысления. Если так можно выразиться.

Деревья и животные не имеют души. Мне надо держаться людей. Не следует позволять себе превращаться в ребенка, хотя это, может быть, не так уж плохо. Можно сделать так, чтобы это было даже хорошо.

Водитель велокэба вез его по Кэрни-стрит к деловым кварталам Сан-Франциско. Прокатиться в фуникулере, что-ли, вдруг мелькнуло в голове у Тагоми. Испытать счастье этого чистого, едва не вызывающего слезы умиления путешествия — в транспорте, который должен был исчезнуть еще на заре этого века, но по странному стечению обстоятельств сохранился до сегодняшнего дня.

Тагоми отпустил велокэб, прошелся по тротуару к ближайшей остановке.

Возможно, подумал он, я уже никогда не смогу вернуться в здание «Ниппон Таймс Билдинг». Карьера моя завершилась, ну и бог с ней. В Управлении по делам Торговых миссий подберут мне замену. А Тагоми так и останется со своей ношей, будет продолжать существовать, помня каждую подробность. Нет, такое решение ничего не даст.

В любом случае война, «Операция „Одуванчик“» уничтожит нас всех, независимо от того, чем мы будем в это время заниматься. Наш противник, плечом к плечу с которым мы сражались в минувшей войне. Какие блага нам это принесло? Нам, возможно, следовало бы сражаться против него. Или позволить ему потерпеть поражение, помогая его противникам, Соединенным Штатам, Британии, России.

Куда не глянешь — сплошная безысходность.

Да и Оракул заговорил загадками, Наверное, он в своей печали отшатнулся от мира людей. Оставил их без своей мудрости.

Мы вошли в такой момент, когда мы одни. Мы не можем рассчитывать на помощь, как раньше. Что ж, подумал Тагоми, возможно, это не так уж плохо. Из этого еще может возникнуть новое добро. Нужно не прекращать попытки разыскать все же выход.

Он взобрался в вагон в кабельного трамвая — фуникулера на Калифорния-стрит и доехал до самого конца линии. Он даже выскочил наружу, чтобы помочь развернуть кабельный вагончик на его деревянном поворотном круге. Из всех переживаний, что можно было испытать в городе, это, обычно, для него имело наибольший смысл. Сейчас этот эффект ослабел — он еще больше ощущал открывшуюся перед ним бездну благодаря тому, что их всех мест здесь наиболее остро ощущалось завершение чего-то.